"Насяльника", говоришь?...

Дело было, помнится, как раз на 9 мая. В 1990 или 1991 году. В Таджикистане. На праздники обычно в погранвойсках усиление службы и не до гулянок. Потом своё отгуляем. Был у нас водитель родом из Баку — Самир Гусейнов. Нормальный такой парень, старательный, толковый, но слегка порой горячий на дороге. Лихач, короче. В тот день ехали мы с ним куда-то по делам и в одном месте он просто чудом не уронил УАЗик в пропасть. Дороги горные, асфальт размыт, бывают часто камнепады…

В общем я был зол на него и когда мы въехали в богом забытый кишлак, сказал, чтобы он снизил скорость. Дело в том, что офицер, старший машины, отвечает полностью за действия водителя и конечно же должен им руководить.

Самир скорость снизил, но не сильно. Не помню, что меня взяло, но я теперь уже буквально рявкнул на него: «Медленнее, понимаешь?». Водила продемонстрировал образчик итальянской забастовки. Мы стали ехать так, что мирно трусящий по обочине ослик явно стал нас опережать. Я не возражал.

На повороте, он все-таки малость прибавил и вдруг я увидел, как с моей стороны, наперерез нам, выбежал какой-то пацаненок (бачонок, как мы говорили, от таджикского слова «бача» — «мальчик») лет 3–4, с размаху так тюкнулся к нам в колесо и упал… Крикнуть «Стой, твою…» я успел, машина встала как вкопанная, слава богу, что была такая скорость. Успел заметить как побелел Гусейнов (взбледнулось ему что-то, сердешному). Мелькнула мысль в стиле «это писец!!!» и всё такое. Дверь, черт, у нас к тому же заедала. В общем, как вылез, гляжу — дитё валяется рядом, ревёт как белуга, а на меня несется какой-то бугай, недобро так сверкая взглядом. Да и вообще, там еще человек 5–6 рядом…

Мы, понятное дело, на службе. Места неспокойные. Там, за речкой, духи пошаливают. У меня на боку ПМ, где-то там в недрах машины у водителя автомат, но здесь ведь родная страна и окружают нас наши мирные граждане.

Бугай пронесся мимо меня, схватил мальца, поставил на ноги и… влепил ему затрещину. Абзац, одним словом. А бачонок в ответ замолк. Тишина, молчат оба! Боже, вижу, мужик замахивается второй раз. Ну, тут я уже очнулся, зацепил его за руку, а бача, воспользовавшись моментом, резво помчался куда-то за угол. Все живы-здоровы, инцидент исчерпан…

Как ни в чем ни бывало, тот бугай, улыбнулся мне вежливо так, поблагодарил за спасенную жизнь его сына и даже поздравил с Днем Победы. Как положено, пригласил в дом. Я начал отнекиваться, но тут подтянулись еще люди и в том числе достаточно пожилой мужчина. («Ака» по-таджикски или «пирмард») Знаете, не могу объяснить, но с природным каким-то достоинством, он так мне поклонился и сказал по-таджикски, что в такой ситуации нам надо обязательно заглянуть к ним, поскольку он благодарен за своего правнука. В Таджикистане, как и вообще в Средней Азии, люди в возрасте пользуется авторитетом и отказывать в такой просьбе значит оскорбить их. Понятное дело, вскоре наш УАЗ стоял во дворе их дома, на топчане под чинаром был накрыт дастархан, появились тарелочки с нехитрой снедью к чаю — курага, сушенный тутовник, какие-то конфеты, кристаллический виноградный сахар нават и всё такое.

Надо сказать, у меня тогда «заело» шею и верхнюю часть спины. Где-то просквозило что ли, не мог повернуть толком голову, больно, уж и не знаю как это называется в медицине. Тураджон — ака (так звали деда) заметил моё состояние, спросил, а услышав мой ответ, с улыбкой сказал, что готов меня излечить, вернуть в строй, так сказать. Он хорошо знает, что делать. Процедура недолгая, пока готовят чай. Я согласился.

Он сразу же предупредил, что будет не очень комфортно, мол, терпи, казак и если будет больно можно кричать. Даже нужно. Во как! Я не сильно насторожился, ну что тут такого. Короче, разложился на соседнем топчанчике, ответил, что готов и тут… Тут он вдавил мне в плечи свои пальцы, поверьте, точно как железные штыри. Я… (Ну, во-первых, пограничники не сдаются. Это аксиома. Во-вторых, в 25 лет знаешь точно, что если попадешь в плен, то тебя будут пытать: ногти, например, вырывать или там яйца зажмут в тиски, но ты ни за что не должен выдать военную тайну! Т. е. вроде бы как надо быть готовым к таким делам и гордо стерпеть любые муки от подлого врага). Ох, доложу я вам, не знаю каково там в плену, а мне показалось тогда, что у ака не пальцы, а клещи какие-то и от резкой внезапной острой боли я заорал как не в себя. Не важно можно было кричать или нельзя…

Надо сказать, Самир Гусейнов в тот момент еще копошился возле машины и не видел где я. Как он потом признался, услышав звуки, которые я издавал, он верно понял, что вопль был мой и естественно сообразил, что местные жители так и не простили нам надругательство над их ребенком, а заманили нас в засаду. Не менее естественно то, что он схватил автомат и ворвался во двор. Сам погибай, а товарища выручай, тем более своего командира. Это еще одна однозначная аксиома!

Хорошо, что рядовой Гусейнов был отличником не только политической, но и боевой подготовки! Без окрика «Стой, стрелять буду!» и предупредительного выстрела в воздух он не мог позволить себе начать боевые действия против коварного противника. На счастье, он верно оценил обстановку и ситуация разрешилась мирно, с шутками и прибаутками участников.

Когда, тяжело дыша, слегка взмокнув в традиционном таджикском халате, уважаемый Тураджон-ака завершил процесс моего излечения, он предложил мне повертеть головой. Я решился не сразу, надо было немного прийти в себя. Наконец решившись, хотя и не чувствуя вообще верхней половины своего организма, я понял, что с шеей и плечами всё в порядке. Нет проблем. И боли вообще нет нигде. Такие дела!

Дальше было застолье, горячий чай, неспешный разговор. Как оказалось, ака имел девятерых детей, больше 20 внуков и внучек, а тот малец был его младшим правнуком. И еще Тураджон-ака воевал сапером в составе 3 Украинского фронта. И ни один человек из их кишлака, кроме него домой не вернулся. Навыкам целительства он научился у своего деда. «Я на войне весь полк лечил!», гордо так сказал он.

С нами было еще несколько человек из его большой семьи, один из его внуков (он был явно старше меня), зашел в дом и вынес небольшую фанерную табличку — не табличку, не знаю как назвать, к которой был привинчен свеженький орден «Отечественной войны» и потертые, слегка подмятые медали «За отвагу» и «Освобождение Белграда», а еще приклеены ветхие уже нашивки за 3 ранения, две из них красные — это значит за тяжелые… Увы, ни одной фотографии у деда не сохранилось. Такие были времена.

Тураджон-ака поздравил всех нас с праздником, а потом что-то тихо прошептал на ухо внуку помладше. Он тут же куда-то убежал. Был еще степенный разговор о разных делах, а потом вернулся тот внук помладше. Надо понимать, они все мусульмане, спиртное не пьют, но на столе появилась бутылка местного кальвадоса. Да-да, в Душанбе в те годы разливали напиток, который на полном серьезе назывался кальвадос:) Он стоил дороже обычной водки с тремя богатырями, что-то около 7–8 рублей и для простых жителей того кишлака это были приличные деньги. Дед махнул рукой и его тут же разлили в 2 небольших стакана. По 100 грамм. Мне и ему.

«За Победу!» — четко и внятно по-русски сказал почтенный ака и отломил мне кусок лепешки. Не чокались, как положено. Все подняли пиалы с чаем. Я выпил. Тураджон-ака нет. Выплеснул на землю. «Я и там своим товарищам отдавал — объяснил он. Это для них, тех, кто в земле остался»…

Хотите верьте, хотите нет, с тех пор у меня ни разу не прихватывало шею.

С Днем Победы, друзья! Жизни свои за нее отдавали все народы многонационального Советского Союза.